Конечно, он водил знакомство с силовыми министрами, однако… Да, к ним можно обратиться с подобной просьбой и даже, вероятно, они сумеют помочь. Вот только ты до самой смерти окажешься в их власти, они тебя этой твоей просьбой защемят, как капканом…
У Гаркалова по сути оставался только Ленька Шилов. «А если Шилов вдруг откажется? – с испугом подумал Роман Борисович. – Не самому же? Нет, отказаться Шилов не может. Он же понимает, что тогда я лишу его всего. И куда он пойдет?»
– Я могу это устроить, – преспокойно кивнул помощник.
Роман Борисович выпрямился, вернулся к своему месту, грузно опустился на стул, налил себе еще граппы.
– Я хочу, чтобы это случилось как можно быстрее.
– Я постараюсь, – просто сказал Шилов.
– И еще вот что, – Гаркалов закурил несчитанную за сегодня сигарету. – Сына не вернешь. Это понятно. Но я не хочу, чтобы вот этот гад так просто взял и умер. Я хочу, чтобы он… чтобы умирал долго и мучительно. Я хочу, чтоб его медленно резали по кусочкам, понимаешь, Леня? Я хочу, чтобы ему сделали «красный тюльпан». Сам знаешь, денег мне не жалко. Сколько надо, столько и выделю.
Они говорили откровенно, ни коим образом не сомневаясь, что разговор до посторонних ушей не дойдет. Кабинет был надежно защищен от любой возможной прослушки, не говоря уж про то, что его каждый день проверяли специальными приборами на наличие любопытных электронных насекомых… При тех денежных потоках, которые проходили через Фонд, иначе и быть не могло.
– Роман Борисович, – Шилов придал голосу успокаивающую мягкость. – Следственный изолятор «Кресты» – это… как бы это выразиться… не совсем то место, где возможны… г-хм… долгие процедуры. И вдобавок громкие. Для того чтобы обставить процедуру желаемым образом, надо вытаскивать человека на волю. Но подозреваемый в убийстве персоны такого масштаба – фигура сама по себе заметная, вот в чем беда. Просто так ее не выкупишь, к тому же там все-таки Санкт-Петербург, а не Бишкек. Деньги все не решают, Роман Борисович, слишком многих придется посвящать, кто-нибудь обязательно проговорится, а тюремные опера не дураки, нет-нет, да всплывет отец убитого… Короче говоря, чтоб вытащить его на волю, придется светиться, действовать именами, только так и не иначе, Роман Борисович. Может, все же обойдемся простым вариантом?
Гаркалов пробарабанил пальцами по столешнице.
– Есть же способы, – наконец просительно сказал он. – Иголки под веки, спицы под ногти, крючки в ноздри, до самого мозга… яйца в розетку, в конце концов!.. А яды! Яды, например, а? Ты же сечешь в ядах! От некоторых умирают в страшных мучениях. И долго умирают!
– Все равно яды использовать придется в условиях СИЗО, – сказал Шилов. – Этого… Карташа быстро переправят в медчасть, накачают морфином, он и перекинется легко и просто… Яд, как мне кажется, можно использовать только в том случае, если он моментального действия… Да и то поднимется шум, беготня начнется… Убийство в СИЗО – это не бомжа на помойке завалить, расследование начне…
– Да клал я их на шум, беготню и расследование! – взорвался Гаркалов. А потом неожиданно успокоился и невесело усмехнулся: – Да, наверное, ты прав… Вот абсурднейшая ситуация! Два руководителя высшего уровня сидят в кабинете, которому позавидовали бы даже некоторые губернаторы, и обсуждают, чем попроще и сподручнее спровадить на тот свет какого-то сибирского солдафона!
Роман Борисович пристально взглянул на помощника. Шилов прекрасно понимал, что шеф сейчас ни в коем случае не шутит. Он проверяет свои сомнения. И Шилов знал, что надо сказать:
– Возмездие – дело святое вне зависимости от рангов и чинов. Это вопрос чести. Мы хоть переоделись в костюмы и летаем самолетами, но внутри, глубинно, мы все те же изначальные дикари, которых может успокоить и примирить с самими собой только вид крови врага…
– И опять ты прав, – Роман Борисович хлопнул ладонью по столу. – Что ж, раз не получается медленно и мучительно… Эх, а жаль! Ну, тогда пусть просто умрет.
Гаркалов хищно усмехнулся.
– Нас никто не посмеет связать с этим… эксцессом, но в их головах, – вытянув руку, он показал пальцем в сторону двери, – пусть накрепко отложится, что Гаркалов никому ничего не прощает.
Идя по коридору, спускаясь в лифте в подземный гараж, выезжая из гаража на улицу, Шилов составлял план действий.
Стоит ли говорить, что это – равно, впрочем, как и все остальные – поручение шефа он должен исполнить в лучшем виде? Но, разумеется, без всех этих кровожадных вывертов в духе изысканного восточного душегубства. Следует всего лишь просто и надежно переправить в Страну Вечной охоты господина Карташа, арестованного по подозрению в убийстве господина Дмитрия Гаркалова, делов-то…
Конечно, организация убийства – это вовсе не то мероприятие, за которое Леонид Викторович Шилов брался с удовольствием. Чреватое мероприятие, что ни говори, как бы надежно ты не был прикрыт. Какое-нибудь дерьмо обязательно всплывет, не сегодня, так завтра, как надежно оно не было утоплено. Однако, берясь за это поручение, Шилов не колебался ни единого мгновения – потому что он находится в положении средневекового вассала. В положении самурая. Да-да: он – типичный самурай. И до последнего должен держаться своего феодала, то бишь шефа. Правда, дело тут не в фанатичной иррациональной верности самурая. А в том, что только вместе с шефом он есть могущественная фигура, без шефа же его акции обрушатся, как ценные бумаги какого-нибудь занюханного «Юкоса».
Нет-нет, не думайте, он, конечно, не пропадет. Пристроится где-нибудь и как-нибудь. Однако не пропасть – этого мало. Он никогда себе не простит, если упустит возможности, какие открывает близость к такому папе, как Р. Б. Гаркалов. Тогда придется уйти из высшего эшелона. Навсегда.