Под созвездием северных ''Крестов'' - Страница 53

– И что, получается?

– Ну, бывают заморочки, конечно. Человек – тварь хоть и коллективная, но к агрессии склонная, особливо ежели в тех самых постылых четырех стенах пребывает. Но в основном молодняк беснуется, да первоходки… А люди умные стараются.

– И все равно. Не тюрьма, а райский уголок прям-таки: вор с цириком аки волк с агнцем…

– Не райский! – перебил Пастор. – Не райский… Если хочешь знать, начальник, – здесь чистилище. А уж отсюда каждый отправляется туда, куда ему уготовано: либо в рай, либо в ад… по делам его воздается.

Карташ искоса посмотрел на вора – не шутит ли? Ничего подобного: Пастор был предельно серьезен. «Е-мое, – подумал Алексей, – да вы, батенька, ко всему прочему, оказывается, еще и философ, если не сказать сектант…»

Вновь патриотически запиликал мобильник. Философ витиевато выматерился, вообще выключил телефон и швырнул на шконку Встал, прошелся туда-сюда, объявил:

– Все, у меня выходной.

– Ну-ну. Значит, воля это рай, а зона – ад? – вернулся к теме Карташ. Ему и впрямь интересно было. Евангелие от вора – это ж надо ж…

– А вот хер, – ответил Пастор. – Для каждого свой удел положен. Вот мне, к примеру, на воле тошно. Рожи вокруг сволочные, люди все суки, законы эти ваши ублюдские… А на киче я свой, понимаешь? Там меня уважают, там понятия правильные, там свобода. И если б не Юльчонок.. А для какого-нибудь очкарика-интеллигентика, наоборот, зона – ад кромешный. На зоне он не выживет, не переломит себя под другие правила – и вымрет, как мамонт в ледниковый период…

«Эвона как разошелся, – мельком отметил Алексей. – Сам себя убеждает, что ли? Потому что и образование у него наверняка верхнее, и поговорить на умные темы хочется – а не с кем… Вот тебе и рай…»

Пастор будто прочитал его мысли: осекся, помрачнел.

– Все, короче. Достало языком чесать. Чего я тебя звал-то, чего хотел сказать… За что тебя закрыли, не спрашиваю, не мое это дело. И корешами мы не будем, даже если ты перекрасился. «Вован», он по жизни «вован». Но. Я тебе все еще должен. Дачка и бабенка были так, авансом. И если тебе не западло просить вора о помощи, обращайся. Пока ты здесь, помогу. А уж дальше…

Он умолк.

Алексей тоже молчал, размышляя. Связываться с уркой, пусть трижды честным и благородным, было себе дороже. Урка, он по жизни урка. Симбиоз симбиозом, однако… Согласишься, а потом он скажет: «Я тебе помог – теперь ты мне должен». Или еще что-нибудь выдумает. «Не верь, не бойся, не проси», – золотые слова…

«А вот интересно, как ты тогда под Пармой уцелел? – невпопад подумал Карташ. – Хотя… Ты ж непьющий, значит, пойло Пугачевское на тебя не подействовало. И до откидки тебе всего месяц оставался – забился в какую-нибудь щель, а когда все утихло, выполз и сдался, весь такой белый, пушистый и кругом невиноватый…»

Блин, но не отказываться же, если предлагают! Тем более, здесь…

— Спасибо, Пастор, – сказал он, взвешивая каждое слово. – Если я буду нуждаться в помощи, я обращусь к тебе.

– Пока ты сидишь в «Крестах».

– Пока я сижу в «Крестах». И это будет означать, что ты просто отдаешь мне долг, который сам определил, не больше.

– Правильно. И все. Не смею задерживать, гражданин начальник.

…Обратно Карташа вел тот же неулыбчивый прапор-юнец, и уже в родной галере Алексей получил еще одно, совсем уж сюрреалистическое подтверждение тезиса насчет «всем должно быть хорошо». Возле чьей-то камеры, упершись рогом в стену, покачивался в дымину бухой сиделец. Ничего вокруг не видя, не слыша и не замечая. По возрасту и по виду судя – мелкий баклан.

Прапор на мгновенье сбился с шага, засопел шумно, потом выдохнул сквозь зубы, обращаясь к Алексею:

– Мимо проходи, ну! Ничего интересного… «Ага, ага, – вяло подумал Алексей. – Ну, наклюкался юноша, ну и что? Значит, кто-то из цириков раздобыл ему пузырь. Договорились, значит. И не его, цирика, вина, что контингент не рассчитал свои силы. Хоть не блюет, песни не горланит, безобразие не нарушает, и на том спасибо. А если сейчас шум поднять – цирику надают по фуражке. Кому это надо? Никому. Все должны быть довольны, и пусть никто не сидит обиженный…»

Ему показалось, что он еще не проснулся и продолжает смотреть сон про реалити-шоу «Отсидка». И они прошли мимо.

Не краем глаза, не чутьем даже, а вообще непонятно как, но Карташ ощутил за спиной шевеление. Неслышное движение ощутил.

И резко обернулся.

Баклан уже не упирался лбом в стену. Баклан быстрой танцующей походкой уже приближался к ним сзади, отведя далеко в сторону ручонку с зажатой в ней заточкой. Он действительно был то ли пьян, то ли укурен, но что собирается делать сознавал вполне. И до обморока сам боялся.

На миг Карташ замешкался в недоумении. Едва заметив опасность, он решил почему-то, что атака направлено против него… Ничего подобного: взгляд вытаращенных от ужаса глаз был направлен на прапора. А прапор, увалень неуклюжий, только-только начинает поворачиваться…

Ну, справиться с обдолбанным типом труда не составило никакого, даже неинтересно. Даже бить не понадобилось. Шаг вперед, перехватить худую граблю с заточкой, быстрая подсечка – и несостоявшийся киллер, как мешок с картошкой, обваливается на пол. Лег, сучара, и больше не жужжал, лишь лупал глазенками с расширенными во всю роговицу зрачками и дрожал слюнявыми губами – в ожидании последнего удара.

– Ты кто такой, выкидыш? – наклонился над ним Карташ, отфутболив заточку к стене.

– Твою мать! – страшным шепотом заорал прапор, Алексей испугался, как бы тот прямо сейчас не бухнулся рядом с бакланом в обморок. Поди объясняй потом, что ты не верблюд, а вовсе даже случайный прохожий. – Это кто такой?..